Юле говорили, что обменяют ее только на Сенцова. И само ее дело возникло только потому, что нужны были люди с искусственно созданной биографией, которые пойдут на обмен.
В 2017 Юля, родившаяся в Донецке – в том же роддоме, где до сих пор работает ее мать Виктория Илковна – и сама работавшая в том роддоме санитаркой, поехала в Мариуполь. На станции ее окружили люди в масках, накинули на голову пакет и увезли в мариупольский аэропорт. Туда, кстати, рвутся попасть эксгумационные комиссии республик, которые ищут пропавших без вести. Считается, что там с 14 года были запытаны до смерти сотни человек. Ожидается, что именно там найдутся свидетельства масштабного геноцида. Но пока про Юлю.
Там ее бросили на пол, раздели, избили ногами по телу и голове, изнасиловали. Потом еще раз изнасиловали. Она сидела в подвале голой, с увеличенной головой, из нее текла кровь и каждый раз, когда дверь в ее подвал открывалась, она отползала в угол и просила ее не трогать. Но ее снова насиловали по очереди мужчины в масках и в черных резиновых перчатках. Однажды перчатка на руке одного порвалась, и она увидела обручальное кольцо. В один из дней для нее выкопали яму, развернули черный пакет и сказали – «Здесь тебя закопаем живьем». Юля сказала, что она возьмет на себя всё, что скажут.
В это время ее мать – Виктория Илковна – искала Юлю. Она приехала в Мариуполь, стала спрашивать людей на вокзале, и ей рассказали, что видели эту девушку, ее забрали СБУ.
Виктория Илковна пошла в СБУ. Она спала на ступенях офисов правозащитников. Ей говорили, что ее дочь уехала в Турцию, загуляла. Но она знала, что ее дочь никогда не уедет, не предупредив. Юля сказала: единственное, за что она держалась в эти дни – мысль, что нельзя умереть безвестно, семья всю жизнь будет ее искать. Пока я говорила с ними вчера, у Юли тряслись руки. Мать держала ее руку. Но они тряслись обе.
Юле сказали – «Твоя безумная мать ищет тебя. Скажешь ей, что бухаешь с парнями». В нее влили полбутылки водки. Позвонили матери, дали трубку, Юля сказала – «Я загуляла с парнями». Но она произнесла одно слово, которого никто не понял, кроме матери. Давно они в семье договорились, что если мужья дочек будут обижать, по телефону матери нужно сказать секретное слово. Виктория Илковна заговорила в трубку – «Делай все, что скажут. Подписывай все. Тебя посадят, но ты будешь жива. Ты дашь мне шанс спасать тебя».
Юле сообщили, что она убила подполковника Хараберюша. Юля согласилась. Адвокат принесла ей бумагу на подпись. В ней было написано, что подполковник лежал с оторванными ногами. Юля спросила – «А можно хотя бы посмотреть на фото человека, которого я убила?». Та показала ей в телефоне фото. Юля спросила – «А вас не смущает, что в моей объяснительной написано, у тела не было двух ног, а на фото тело без одной ноги?». Адвокат сказала, что у нее болен ребенок и ей надо срочно идти. И потом на всем пути, а он занял два года в СИЗО Одессы, Киева, потом тюрьмы, Юля встречала таких людей – врачей, сотрудников судов, которые все понимали, но молчали, пряча глаза. Только один врач – пожилой еврей – пытался оказать сопротивление, требуя, чтобы ее оставили в больнице. Но когда его приперли к стенке люди в масках, он сник и замолчал.
Потом начался долгий путь к обмену. Я не буду сейчас рассказывать про то, как СБУ записывала видео, где Юля подкладывает взрывчатку под машину, пригласив оператора, и рассказывая, как ей лучше лечь. О том, как во время перевозок из СИЗО в суд она встретила Надежду Савченко в наручниках, и та ей сказала – «Держись малая». Не буду говорить о долгом процессе обмена. Факт – Юлю поменяли. На Сенцова. Она вошла в число тридцати пяти обменянных.
Вчера мы сидели в кафе Донецка, разговаривали. В город прилетало. Я спросила Викторию Илковну, что она чувствует к киевлянам, харьковчанам.
- Жалею их, - ответила она. – Очень жалею.
- А почему? – спросила я. – Ведь ни вас, ни Юлю не пожалели.
- А что ж я, по вашему, сволочь? – спросила она. – Я – не сволочь. Я жалею.
