…Большая часть моей жизни прошла при социализме. Каким он был — споры будут продолжаться. Каким я чувствовала его изнутри — напишу в следующий раз. А пока — о Балаклее, о взрыве в питерском метро, о многом другом, но, в сущности, о том, есть ли у нас общество.
Из Балаклеи выбраться было тяжело. Мэр и его заместители сбежали чуть ли не первыми. Перевозчики заламывали огромные суммы. Люди шли пешком с детьми и сумками. А неходячие, а роженицы, а люди в больницах, а старики? Так и остались… Увидьте всё это. Какой там народ? Никому не нужный биологический мусор.
Представьте, что надо бежать из Одессы (тьфу-тьфу-тьфу). У 2/3 населения нужных сумм не окажется. Будут идти пешком с детьми и скарбом. А мимо будут проезжать тяжело груженные легковые машины. Власть не сможет организовать выезд, как не смогла это сделать в Балаклее. Она просто устранилась, вывезя своё добро и родственников.
Взрыв в Питере показал главное: гражданское общество сохранилось. На помощь пострадавшим кинулись люди и государство. У нас в/на такие элементарные, в общем–то, вещи сегодня невозможны. Общество потеряло человеческий облик и стало тупым стадом. Обидно и очень больно, конечно. Но мы все, живущие на этой территории, бывшей прежде большой и цветущей страной, всё это очень хорошо знаем….
А ничего и не надо доказывать — лишь только власть начала воевать по–всамделишному с частью своего народа: убивая и калеча ни в чём не повинных своих бывших граждан — она (власть) вынесла себе смертный приговор. И продолжает подтверждать его — насаждая разящие насмерть тарифы, убивая медицину, образование и пр., пр., пр. Скучно разжёвывать…
И, опять же, не об этом я хочу сказать. А о том, в кого мы превратились. Нет, не за эти три года — они лишь добавили, а за все годы незалежности. Когда население жёстко разделилась на тех, кто при власти и имеет полное право воровать и не быть пойманным, и остальных. Которым тоже ничего не остаётся, как только воровать. Это выглядело всегда по–разному: деньги за операцию, стоматологу, учителю, декану, чиновнику — за решение любого вопроса занести нужному человечку. Ну а там, наверху, совсем другие вопросы и расценки — соответственно. Застроить Французский бульвар, Аркадию и центр безобразными многоэтажками, потихоньку, но уже не таясь, распродавать санатории под застройку… Ей Богу, с какой радостью я смотрела видео рухнувших в море особняков, построенных на всём побережье Черноморска (Ильичёвска), ведь каждое место было проплачено. А раньше там были золотые пляжи. Вот, теперь жду, когда начнут сползать в море безобразные, на самом деле, многоэтажные монстры в Аркадии.
«Время вывихнуло свой сустав», — из «Гамлета». Наше же время не сустав вывихнуло, а напрочь сломало свой хребет. И мы, ужасаясь и кляня, приспособились и затихли. Отчего же?
О гражданском обществе, которое со всей отчетливостью проявилось в Питере, говорите? Хотя там тоже капитализм, вроде. Странно. Люди в большинстве своём остались людьми, способными отозваться и протянуть руку. Может, есть что–то в характере, идущее сквозь века? В менталитете? Что истребить невозможно?
Я думаю, что всё оттого, что идеологией нашего украинского общества за все эти не слишком уж долгие годы стало умение воровать. И я, в которой 1/4 украинской крови (от бабушек, спивавших нежными голосами вечером под звёздами писни, варивших борщ, лепивших вареники, любивших кормить всех, кто переступал порог), стала думать о менталитете. Какой он? И чего в нём больше: бережливости или жадности, индивидуализма, смирения, изворотливости или терпимости… И откуда вдруг вылезла (из всех этих в общем–то нестрашных черт) безумная жажда крови и убийств? Неспособность договориться. Желание выпустить из врага кишки. Тёмным средневековьем вдруг дохнуло.
Из девятой экономики мира мы вернулись в село 18 века. Во времена чумаков, неторопливого движения по знойной степи, медленных сонных мыслей, нехитрого взгляда на жизнь: отсижусь в погребе, моя хата с краю. Ну да, поотрубаю москаликам немного голов и опять в прохладный погреб квасок пить.
Совесть? Возможна только у развитого человека. Гражданское общество могут создать только социально ответственные люди. Которые способны договариваться и видеть перспективу развития.
У нас же сегодня не общество. Со стороны посмотреть — броуновское движение. А чёрт его знает, зачем они движутся, какие задачи перед собой ставят, на сколько минут вперёд способны заглянуть. Каждый отдельный атом решает свою собственную маленькую программу: заработать, купить еду, машину, квартиру… Общей задачи нет, потому что нет общества. Есть толпа, сборище, объединённое кратковременной задачей.
Я очень хорошо этот тип «гомо чубатикус» знаю. Домик в деревне есть уже много лет. Вижу, что с ними происходит: как живут и терпят десятилетия без питьевой воды. Как неспособны организоваться, чтоб добиться этой самой воды. Какими дебилами растут дети: ни читать, ни говорить не умеют. Как ищут по ночам машину, чтоб отвезти ребенка с аппендицитом в районную больницу, как все мужики уезжают утром на работу в город: на «7-й» грузчиками, на кладбища— копателями, в больницы — в морги… По субботам пропивают деньги, часами сидя в двух деревенских забегаловках. А потом страшно дерутся до крови. Или валяются в пыли. Спят. А раньше здесь сильный овощеводческий совхоз был…
Всё общество спит. Дремлет. Ни черта не соображает. Никаких задач, кроме простейших, не ставит. Живёт одним днём.
Какие они при ближайшем рассмотрении? Как я старалась подружиться с соседями с обеих сторон! Детей приглашала. Мумми–тролля читала вслух и мультики показывала. На пирог и чай звала их родителей — одевались и мылись они как в Эрмитаж. Как к детским врачам в город направляла и договаривалась. Как мальчика устроила в знаменитое тогда Ильичёвское училище докеров–механизаторов. И что? Воровали и воруют со двора всё, что плохо лежит. Урожай снимают — я не успеваю оглянуться: ни яблок, ни вишен. Воруют бельё с верёвок. На 100% уверена, если вдруг что — ни один не защитит меня, москальку. А зачем? Будут жить в моем доме…
Автор: Наталья Симисинова