Многие из тех, кто в 2014–2015 годах утверждал, что Украина всегда будет существовать, Запад не даст ей рассыпаться, что она только усиливается, теперь радостно фиксируют каждый следующий выпавший из украинской стены кирпичик, каждый холмик осыпавшейся штукатурки и уверяют окружающих, что всегда знали, что так и будет.
Я всегда не знал. И сейчас не знаю. И в 2012, и в 2014 году, и сейчас я говорил и говорю, что это наиболее вероятный (почти неизбежный) сценарий развития событий и, что определяя свою политику по отношению к Украине, зарубежные страны должны исходить из того, что она развалится. Но политика и история не детерминированны. Шанс избежать какого-то (пусть и весьма вероятного) сценария, есть всегда.
Например, в 1941 году, к началу битвы за Москву, немцы последовательно уничтожили первый, второй и третий стратегические эшелоны РККА. Советская армия потеряла наличествовавший к началу войны перевес в танках и артиллерии, усугубилось превосходство немцев в воздухе. Если небо столицы еще удавалось как-то защитить, то над линией фронта господство «Люфтваффе» было абсолютным.
Перевеса в живой силе у СССР тоже не было. Сосредоточенные на Западе СССР 2/3 кадровой армии были уничтожены. Ополчение было малочисленно, плохо вооружено и имело низкую боевую готовность. Прибывшие сибирские дивизии только частично восстановили численный паритет. Командовали немецкими войсками генералы только что нанесшие советскому командованию ряд сокрушительных поражений.
Казалось бы, немцы должны были с легкостью выиграть последнюю битву войны. Но под Москвой они не просто потерпели поражение. Это был разгром, лишь чудом не переросший в катастрофу.
Причем важность битвы за Москву понималась всеми ее участниками. Немецкими не хуже, чем советскими. Не случайно советская историография именно с этого момента вела отсчет началу коренного перелома в войне. Под Москвой немцам удалось уйти от катастрофы, сохранить ударную мощь своей армии. В 1942 году на южном фланге они еще переходили в наступление на Сталинград и Кавказ, а в 1943 году под Курском еще пытались перейти в наступление.
Но под Москвой был сломлен боевой дух немецкой военной машины. После этого разгрома армия Рейха долгие годы дралась храбро и с высоким профессионализмом. Но в победу уже не верили ни генералы, ни солдаты (достаточно почитать их дневники и мемуары).
Читайте также: Пострадавшие в Сирии российские журналисты рассказали о случившемся (ВИДЕО)
Германия сражалась уже не за победу, а вначале за ничью, а затем и за условия своей неизбежной капитуляции.
Так вот, когда немцам в апреле 1945 года осталось надеяться только на чудо, именно битву под Москвой геббельсовская пропаганда приводила в пример в качестве такого чуда, которое вопреки логике изменило ход истории. Геббельс призывал по примеру Москвы напрячься и организовать под Берлином чудо с обратным знаком.
Конечно, объективные предпосылки к разгрому немцев под Москвой существовали и даже отмечались германскими генералами. Но объективные предпосылки к разгрому немцев существовали и в ходе Белостокско-Минского, и в ходе Смоленского сражений, и в ходе танковой битвы в треугольнике Ровно-Луцк-Броды.
А уж после Керченско-Феодосийской десантной операции 11-я немецкая армия в Крыму просто обязана была быть уничтоженной. Но все случилось с точностью до наоборот. Не всегда объективные предпосылки дают гарантированный результат.
Необходимо чувствовать обстановку на подсознательном уровне. Понимать и предугадывать ход событий. Поэтому искусству полководца невозможно научить в военной академии, как искусству политика невозможно научиться в академии государственной службы.
Я уже писал, что проблема Украины не в неблагоприятно сложившихся для нее внешнеполитических обстоятельствах, а в головах ее политиков, которые пытаясь предугадать будущее, механически экстраполируют в него образ прошлого. Причем даже не реального прошлого, а прошлого виртуального, желаемого, такого, каким оно сложилось в головах руководителей Украины.
Но это не только их проблема. Так, в принципе, живет почти любая политическая элита (не важно правящая или оппозиционная). Ведь интерес политической элиты заключается в закреплении за собой монополии на власть. В этом он однозначно расходится с интересом государства (любого государства).
Государство заинтересовано, чтобы в результате естественного отбора людей и концепций, в каждый отдельно взятый момент, у власти оказывались те лица, и начинали реализовываться те идеи, которые наиболее адекватны сложившейся ситуации и с наименьшими ресурсными затратами ведут к победе.
В этом, собственно, и заключается претензия каждой из вышеперечисленных (и не попавших в наш список) элитных группировок к российской власти. Либеральная, монархистская, лево-коммунистическая (в разных вариантах, от оппортунистов до троцкистов, маоистов и прочих леваков) и прочие элиты настаивают на том, чтобы государственная власть России сделала выбор в их (конкретной элитной группы) пользу, а всех остальных посадила бы, расстреляла или на худой конец хотя бы запретила и отлучила от СМИ.
Каждая такая элитная группа, точно так же, как украинские националисты, американские глобалисты или европейские либералы, пытается организовать свою маленькую идеологическую монополию, под прикрытием государства. В понимании адептов очередного «единственно верного» учения их собственный тоталитаризм обеспечивает правильное единомыслие, поэтому является высшей формой демократии (ибо несет человечеству счастье). Любая же другая идеологическая монополия является вредной, поскольку прививает людям неправильные ценности.
Каждый легко находит ошибки и пробои в претензии на политическую монополию своих идеологических оппонентов. Но каждый сам требует точно такой же монополии для собственной идеологии. Особо недалекие, но политически активные маргиналы даже требуют, чтобы государство им идеологию придумало и жестко насадило.
При этом каждый, требующий запретов «идеолог» почему-то не думает о том, что если государство пойдет по предлагаемому им пути, то выбор может быть сделан не в его пользу. То есть, он легко может оказаться не среди тех кто охраняет лагерь, а среди тех, кого охраняют в лагере. На Бутовском полигоне лежат не только жертвы террора, но и их палачи, сами успевшие стать жертвами. И даже палачи палачей.
Такова особенность любой политической системы — запрет, примененный к одной политической силе, обязательно будет распространен и на другие.
Если же по отношению к какой-то политической силе использованы методы террора, они обязательно распространятся на всех, причем не только на оппозицию, но и на правящую партию, которая обратит террор внутрь себя — против тех, кто недостаточно быстро колеблется с линией партии, на разного рода фракционеров и уклонистов.
Именно поэтому все политические силы, требующие физического подавления оппонентов, постоянно раскалываются. Либералы, монархисты, коммунисты имеют десятки, если не сотни различных направлений и ответвлений, каждое со своим лидером и каждое претендует на то, чтобы быть единственным легитимным представителем соответствующей идеологии (недавно читал, как один православный, другому, в споре о «Матильде», писал в ФБ: «Вы не православный и даже не русский, поскольку я дольше Вас воцерковлен» — индивид имел с виду, что более продолжительный стаж пребывания в лоне РПЦ обеспечивает ему право на идеологическую непогрешимость).
Их расколы обусловлены невозможностью применить к оппонентам государственное подавление и установить единомыслие, хотя бы в рамках своей партии. Следовательно, как только возникает более-менее популярное движение, произвольно трактующее часть партийных догматов, или чей лидер претендует на власть в партийной структуре, от адептов данного движения избавляются как от «еретиков», «раскольников», «уклонистов» и т.д.
Таким образом, выбор государством «единственно правильной» идеологии и силовое принуждение население следовать данному учению, ведет не к стабилизации общественной жизни, а к стагнации общественной мысли. Вместе с конкурентностью исполнения исчезает и качество исполнителей. А само силовое принуждение распространяется во все звенья государственного аппарата и на все уровни государственной и общественной жизни. «Стабильность» идеологического кладбища обеспечивает торжество исполнительской серости.
Без внешнего воздействия такая система теоретически может существовать вечно. Она негибкая, предсказуемая, неспособная к свободной дискуссии, не динамичная. Зато у нее огромная мобилизационная способность. Качество и эффективность она всегда способна заменить количеством мобилизованных расчетных единиц (человеко-часов, тонно-километров, трудармий и т. д.).
КНДР, в силу особенностей геополитического положения (стык российской, китайской и американской сфер влияния), демонстрирует практически неограниченные резервы внутренней устойчивости системы. Впрочем, и она не способна обойтись без внешней (российской и китайской) поддержки. Но такие случаи единичны.
Кроме того, рано или поздно геополитическая ситуация меняется и страна оказывается беззащитной перед новыми обстоятельствами. Как оказалась в XIX веке беззащитной перед западными канонерками несколько столетий исповедовавшая изоляционизм ради стабильности Поднебесная. Как буквально голым и босым оказался СССР эпохи «гласности» и «нового политического мышления» перед торжествующим Западом.
У нас любят обращаться к китайскому опыту, ссылаться на то, что сохранивший коммунистическую идеологию Китай динамично развивается. Не буду вдаваться в тонкости финансово-экономического развития КНР, где не все так благостно, как кажется. В любом случае Китаем в короткий срок достигнуты впечатляющие успехи. Но успехи эти достигнуты только тогда, когда на смену идеологическому единомыслию эпохи Мао Цзедуна, пришел Ден Сяопин, утверждавший, что нет нужды беспокоиться о расцветке кошки, если она хорошо ловит мышей.
С тех пор в КПК существует как минимум два мощных конкурирующих идеологических течения (более капиталистическое и более социалистическое). Конкуренция между их представителями, подстегиваемая регулярной ротацией высшего руководства как раз и обеспечивает развитие.
Но здесь важна именно конкуренция, ротация же избрана как механизм, обеспечения конкуренции. В последнее время левые во всем мире (и в России также) начинают радоваться доходящим из Китая слухам, о якобы существующем намерении Си Цзиньпиня, не меняя завещанных Деном схем ротации, обеспечить идеологическую монополию более социалистического крыла в КПК, путем принятия на съезде соответствующих решений. Если эти слухи подтвердятся, сможем достаточно быстро (в течение лет двадцати) увидеть начало китайского упадка.
Примерно столько времени прошло между установлением на Западе идеологической монополии либеральных глобалистов и началом военно-политического и финансово-экономического упадка Запада, в котором сегодня (в отличие от начала 2000-х) не сомневаются даже самые большие оптимисты.
Примерно за двадцать лет и на Украине националистическая идеологическая монополия, сравнительно мягкая и допускающая видимость дискуссии в начале 90-х, прошла полный путь до тоталитарного нацистского режима и до развала страны, столь очевидного, что уже даже Польша и Венгрия начинают делить полуживое тело исчезающего государства.
Именно это, а не опасность майданов (с майданами адекватная власть еще м эпохи Тутмоса II умеет бороться), и является примером того, как не надо жить, поданным нам не только Украиной (здесь это все просто ярче, выпуклей и понятней), но и всем Западом. Запад, на радостях от гибели СССР попытался заменить одну «единственно верную» идеологию другой. И посыпался в два раза быстрее, чем СССР. Нет никаких оснований считать, что то, что не получилось у СССР и у коллективного Запада, выйдет у кого-то другого. Одни и те же причины приводят к одним и тем же последствиям. Просто кому-то надо 70 лет, а кому-то и 20 достаточно.
Российская политическая система выигрывает у жесткого и квалифицированного, к тому же обладающего подавляющим ресурсным превосходством противника, не потому, что «Мы русские, какой восторг!» и не потому, что наши деды в Великой Отечественной войне победили (в Крымскую, Японскую и Первую мировую проиграли, и ничего, комплекс неполноценности не появился). Она выигрывает за счет большей гибкости, за счет способности находить талантливых исполнителей и приспосабливать их к командной работе, невзирая на идеологические взгляды.
В конце концов, выдержала санкции, вырвалась из обещавшего стать мировым кризиса, в который вступает Запад и обеспечила руководимую патриотами российскую армию, защищающую наши экономические интересы на Ближнем Востоке, российская экономика, руководимая либералами или людьми, которых патриоты подозревают в симпатиях к либералам.
Все последние победы России достигнуты либерально-коммуно-патриотическим симбиозом, действующим в рамках диалектического единства и борьбы противоположностей. Главный враг у любого государства — действительно враг внутренний. Но его не надо искать с помощью спецслужб. Этого врага, каждый из нас видит в зеркале.
Это наше желание, чтобы все думали как мы и наша уверенность, что тот, кто думает иначе, обязательно предатель и желает стране плохого, приводит к внутренним конфликтам и гражданским войнам, к «стабилизациям» при помощи репрессий и к назначениям «героев майдана» (или «героев антимайдана») на руководящие должности не по профессиональному, а по идеологическому принципу.
Яму себе мы всегда роем сами. Ибо «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит».
Ростислав Ищенко
.
