Был у Покровского такой маленькай рассказек "Расстрелять"...

"...РАССТРЕЛЯТЬ!"

     Утро окончательно  заползло в окошко и оживило замурованных мух, судьба
считывала дни по затасканному списку, и комендант города Н., замшелый майор,
чувствовал себя как-то печально, как, может быть, чувствует себя отслужившая
картофельная ботва.
     Его волосы, глаза, губы-скулы, шея-уши, руки-ноги - все говорило о том,
что  ему пора: либо  удавиться,  либо  демобилизоваться.  Но  демобилизация,
неизбежная, как крах капитализма, не делала навстречу ни  одного шага, и дни
тянулись, как коридоры  гауптвахты,  выкрашенные шаровой краской, и  капали,
капали в побитое темечко.
     Комендант  давно был существом круглым, но все  еще мечтал, и  все  его
мечты, как мы уже говорили, с плачем цеплялись только за ослепительный подол
ее величества мадам демобилизации.
     Дверь - в нее, конечно же,  постучали - открылась как раз в тот момент,
когда  все мечты коменданта все еще были на подоле, и комендант, очнувшись и
оглянувшись на  своего  помощника,  молодого лейтенанта,  стоящего  тут  же,
вздохнул и уставился навстречу знакомым неожиданностям.
     -  Прошу разрешения,  -  в двери  возник заношенный старший  лейтенант,
который, потоптавшись, втащил за собой солдата, держа его за шиворот, - вот,
товарищ майор, пьет! Каждый день пьет! И вообще, товарищ майор...
     Голос  старлея убаюкал бы коменданта до  конца, продолжайся  он не пять
минут, а десять.
     -  Пьешь?  А,  воин-созидатель?  -  комендант,   тоскливо  скуксившись,
уставился воину в лоб, туда, где, по  его разумению, должны были  быть явные
признаки Среднего образования.
     "Скотинизм",  -  подумал  комендант  насчет  того,  что  ему не  давали
демобилизации, и со стоном взялся за обкусанную  телефонную трубку: слуховые
чашечки ее были так стерты, как будто комендант владел деревянными ушами.
     - Москва? Министра обороны... да, подожду...
     Помощник коменданта - свежий, хрустящий, только с дерева лейтенант - со
страхом удивился, - так бывает с людьми,  к которым на лавочку, после обеда,
когда хочется рыгнуть и подумать  о политике, на самый краешек подсаживается
умалишенный.
     - Министр  обороны? Товарищ маршал Советского Союза,  докладывает майор
Носотыкин... Да, товарищ  маршал, да! Как я  уже и докладывал. Пьет!.. Да...
Каждый день... Прошу  разрешения...  Есть...  Есть  расстрелять... По  месту
жительства сообщим... Прошу разрешения приступить... Есть...
     Комендант положил трубку.
     -  Помощник!  Где  у  нас книга  расстрелов?..  А-а, вот она...  Так...
фамилия,  имя,   отчество,   год  и   место  рождения...  домашний  адрес...
национальность... партийность... Так, где у нас план расстрела?
     Комендант нашел какой-то план,  потом он  полез в сейф, вытащил  оттуда
пистолет, передернул его и положил рядом.
     Помощник,  вылезая из орбит,  затрясся своей нижней частью, а верхней -
гипнозно  уставился  коменданту  в  затылок,  в  самый  мозг,  и  по  каплям
наполнялся ужасом. Каждая новая капля обжигала.
     - ...Так...  планируемое  мероприятие - расстрел...  участники...  так,
место - плац, наглядное пособие - пистолет Макарова, шестнадцать патронов...
руководитель - я... исполнитель... Помощник!  Слышь, лейтенант, сегодня твоя
очередь.  Привыкай  к  нашим  боевым  будням!   Расстреляешь  этого,  я  уже
договорился.  Распишись  вот  здесь.  Привести  в исполнение. Когда шлепнешь
его...
     Комендант  не  договорил:  оба  тела   дробно  рухнули  впечатлительный
лейтенант - просто, а солдат - с запахом.
     Комендант долго лил на них из графина с мухами.
     Его уволили  в  запас  через  месяц.  Комендант  построил  гауптвахту в
последний раз и  заявил ей, что,  если  б знать, что все так  просто, он  бы
начал их стрелять еще лет десять назад. Пачками.