«Ранним утром мне звонит один из депутатов и говорит, что захвачены верховный совет и совмин, — вспоминает Сергей Цеков. — Я спрашиваю: «Кто захватил? Меджлис?» «Нет вроде, — отвечает. — Милицию выгнали, но обошлось без стрельбы».

Члены президиума верховного совета и часть других депутатов собрались в милиции — до выяснения обстоятельств. Позже Владимир Константинов пригласил их «поработать», и они отправились в здание верховного совета.

«Заходим, поднимаемся на шестой этаж (там находится кабинет Константинова), а нам навстречу выходит… Олег Евгеньевич Белавенцев, — со смехом говорит один из депутатов. — Тогда я еще не знал, кто это такой. Только потом понял. После этого Константинов начал плотно с ним взаимодействовать. Понятно, что они работали и с Москвой, а нам Константинов ставил задачи».
Что делал Белавенцев в захваченном здании еще до приезда депутатов? Возможна только одна версия: руководил операцией.

«Это была переломная ситуация», — характеризует высокопоставленный российский чиновник произошедшие накануне столкновения в крымской столице. Собеседник не раскрывает подробностей, но, похоже, именно эти события подтолкнули Москву к решительным шагам.

Не случись противостояния, едва ли была бы дана команда занимать здания верховного совета и совмина.
Необходимость этого в Москве мотивируют угрозой возможной резни. Об этом же говорят бывшие и действующие депутаты, занимавшие в то время пророссийскую позицию: многие из них говорили мне, что дальнейшие столкновения между татарами и русскими (а если уж называть вещи своими именами — между теми, кто хотел в РФ, и теми, кто выступал за сохранение территориальной целостности Украины) были неизбежны. Да и Киев, по их мнению, сделал бы все возможное, чтобы восстание подавить.

А что думают по этому поводу сами татары?

«Сейчас много рассуждений о том, правильно ли мы сделали, что 26-го ушли с площади. Думаю, правильно — иначе могло быть то же самое, что в Донецке и Луганске, — высказывается Умеров. — Пришли бы российские автоматы».

Так или иначе, уговорить приехать на заседание многих депутатов было непросто. Они не желали являться на сессию, опасаясь, что рано или поздно Киев возьмет ситуацию под контроль, и тогда любителям России несдобровать.

Колеблющихся переубеждали по-разному. Одних — с помощью телефонных переговоров, других — непарламентскими методами. «За некоторыми депутатами заезжали домой и на работу вооруженные люди, требовали, чтобы те поехали в верховный совет. Это были люди, одетые в казачью форму», — утверждает Ильми Умеров.

Есть все основания доверять его словам: о том, что некоторых парламентариев пришлось загонять на заседание насильно, недавно поведал Игорь Стрелков: «Депутатов собирали ополченцы, чтобы загнать их в зал. Одним из этих ополченцев был я».

Правдами и неправдами удалось собрать кворум: он, по словам Цекова, составил 53 человека из 100.

Один из вопросов, который предстояло решить народным избранникам, это утвердить нового главу совмина взамен ставленника Януковича Анатолия Могилева. По словам крымских собеседников «Газеты.Ru», Могилеву до этого предлагали перейти на сторону Москвы, но тот, по одной версии, отказался сам, по другой — отказались от него, заподозрив в двойной игре.

Выбирая «своего» лидера для Крыма, Москва, по сведениям «Газеты.Ru», сделала ставку на ветерана местной политики, бывшего премьера Леонида Грача. По словам самого Грача, предложение ему 26 февраля передал Белавенцев и пришедшие с ним «пара адмиралов».

«Меня соединили кое с кем по спецсвязи, — говорит политик, отказываясь назвать фамилию «кое-кого». — В разговоре было озвучено, что «мы идем на возвращение Крыма», после чего мне поступило предложение возглавить совет министров. Я ответил: «Да, на все согласен. Но сможете ли вы [вернуть Крым]?» «Вне всяких сомнений», — прозвучало в ответ».

Грач уверяет, что слова «кое-кого» о том, что «мы идем на возвращение Крыма», звучали именно так, и никак иначе. Примечательно, что ту же фразу использует Владимир Путин в документальном фильме «Возвращение на родину», который будет показан в годовщину референдума 16 марта — наша беседа с Грачом состоялась еще до появления первых анонсов.

Однако против кандидатуры Грача категорически высказался Константинов и депутаты из его окружения. В итоге главным претендентом на пост главы совмина стал Аксенов.
«Он решительно проявил себя, когда разводил крымских татар и русских. С ним рядом находился Белавенцев (по информации «Газеты.Ru», Белавенцев и Аксенов были знакомы еще до крымских событий и их связывают дружеские отношения), который помогал. Если бы не они, неизвестно, чем бы все кончилось. Наши спецслужбы в это время бухали в бане. Логика понятна: если все получится, значит, они будут молодцы. Если нет — они, что называется, ни при чем, — рассказывает российский политик, в тот момент находившийся в Крыму. — После этого мы и стали звонить в Москву, говорить, что надо делать премьером Аксенова, а не Грача».

До этого, по некоторым данным, Москва не воспринимала его всерьез: Аксенову мешала репутация человека, связанного с криминалом.

Так или иначе, очевидно, что поиски «своего» человека Кремль вел в режиме цейтнота. Это лишний раз подтверждает, что у него отсутствовал четкий, заранее подготовленный план.

За назначение Аксенова в итоге пришлось повоевать. Против, утверждает Цеков, были три или четыре человека. Но именно из-за них не получалось набрать необходимый минимум голосов. Споры по кандидатуре премьера шли больше пяти часов.

Константинов, от которого официально исходило предложение по Аксенову, занимал жесткую позицию. Наконец, проблему удалось решить: уговорили (или «уговорили»?) приехать еще нескольких депутатов. Сергей Аксенов был утвержден премьером лишь 53 голосами «за».

Крымчане ставят вопрос ребром

Но по-настоящему судьбоносным было решение назначить референдум. При этом уже первоначальная формулировка, де-юре не предполагавшая выхода Крыма из состава Украины, де-факто подразумевала его независимость от Киева. Звучала она так: «Автономная республика Крым обладает государственной самостоятельностью и входит в состав Украины на основе договоров и соглашений (да/нет)».

«На том этапе это было исключительно наше, крымское решение», — настаивает один из участников событий, имея в виду, что в процесс еще не была по-настоящему вовлечена Москва.

Тут, правда, надо сделать оговорку: в какой-то момент, по словам осведомленного источника, Константинова по телефону соединили с Владимиром Путиным. И только после этого вопрос плебисцита был вынесен на голосование депутатов.

Судя по всему, спикеру верховного совета необходимо было получить гарантии поддержки от Москвы: народные избранники до дрожи боялись, что Киев предпримет жесткие шаги. Сам Константинов утверждает, что вплоть до изменения формулировки на «присоединение к России» у него не было прямого выхода на руководство страны.

Первоначальная формулировка референдума соотносилась с крымской конституцией 1992 года, позже отмененной. В ней был прописан похожий статус Крыма: государство, которое входит в состав Украины и определяет с ней свои отношения на основе Договора и соглашений.

Однако тот Основной закон предполагал еще и право автономии на самостоятельные отношения с другими государствами и даже организациями.

Это вполне могло стать следующим шагом: после объявления плебисцита и вплоть до первых чисел марта в Крыму заседала местная конституционная комиссия, обсуждавшая дальнейшее расширение полномочий республики.

«Но уже тогда крымчане на встречах начали требовать от меня ставить вопрос ребром (о присоединении к России. — «Газета.Ru»). Я всем говорил: «Мы и так идем в Россию. Как — я не знаю, но мы идем туда». Я думал, это один из таких путей мягкого перехода к государственности, без нарушения международных норм, когда мы [после референдума] заключаем договор с Россией», — рассказывает Константинов.

Кому «пасовала» Москва
Пока крымские юристы разрабатывали предложения по расширению полномочий республики, в Москве шла своя большая игра.

28 февраля, на следующий день после объявления Крымом референдума, лидер «Справедливой России» Сергей Миронов внес в Думу любопытный законопроект. Смысл творения заключался в том, что надо упростить порядок приема в состав РФ новых территорий. По действующему законодательству новый субъект может присоединиться к РФ только в том случае, если есть международное соглашение с государством, от которого он «ушел».

Миронов предлагал расширить условия: Россия имеет право включить в свой состав часть другого государства, даже если нет международного соглашения. Для этого жителям «отсоединяющихся земель» достаточно проголосовать о присоединении к РФ на референдуме или же с соответствующей просьбой к ней должны обратиться органы госвласти территории.

По информации «Газеты.Ru», законопроект не был «самодеятельностью» Миронова. Его готовили в Кремле.

Однако документ завис в парламенте, а не принимался стахановскими темпами, как это бывает, когда руководству страны нужно что-то срочно поменять.

Почему?

«Законопроект Миронова — элемент большой игры, который можно расценивать по-разному, — дает очень скупое пояснение высокопоставленный источник во властных структурах. — В первую очередь это был пас крымчанам: если вы на референдуме выскажетесь за присоединение к России, то мы можем вас принять».

Но формулировка, предусматривающая присоединение к РФ, официально появилась спустя неделю! Спрашивается, почему крымчане, хоть и очень недолго, тянули?

Предположение может быть одно: Москва не давала окончательного сигнала о готовности принять Крым.

Собеседник в российских властных структурах отмечает: в верхах отсутствовало единство мнений, что именно делать с полуостровом, — присоединять или не присоединять.

Крымский политик рассказывает, что в мае, когда референдум уже состоялся, ему довелось присутствовать на одной из закрытых встреч вице-премьера Дмитрия Рогозина в Севастополе:

«Он сказал, что сторонники присоединения Крыма находились в меньшинстве. Сам Рогозин был в числе тех, кто выступал за то, чтобы присоединить Крым».

А вот что «Газете.Ru» говорит по этому поводу Константинов: «Как мы уже поняли сейчас, решение [о присоединении] принималось непросто. Когда мы только объявили референдум, было решение, что надо помочь крымчанам, что Россия их не бросит. Но как именно «не бросит»? Никто ж тогда не знал, что в итоге будет именно такая формулировка [о присоединении].

Разное было видение статуса Крыма. Некоторые люди, которые находятся в центре политики (Константинов подчеркивает, что речь не о депутатах или сенаторах, но от большей конкретики отказывается. — «Газета.Ru»), говорили мне: «Вы должны стать государством. Побудьте самостоятельным государством, чтобы успокоить мировую общественность». Я отвечал: «Ни в коем случае, крымчанам это не надо. Мы не готовы быть государством. Это чистой воды авантюра, которая погубит нас всех».

Однако, пожалуй, главное предназначение мироновского законопроекта заключалось в том, чтобы продемонстрировать Западу и Киеву, на что готова пойти Москва. По сути, на том этапе Россия предлагала два сценария: либо Крым формально остается в составе Украины, будучи, однако, практически самостоятельным, либо его присоединят.