Настино сердечко увезли от войны
Решение мы приняли спонтанно, после сообщения о том, что Саханку два раза накрыло «Градами» воскресным вечером. А в ночь на вторник загрохотало по всему «южному» участку линии фронта. Все позиции ополчения попали под артогонь разной степени плотности. Мы сидели на берегу еще холодного Азовского моря и слышали, как в стороне Мариуполя грозно рокочут какие-то совершенно феноменальные калибры. Иногда гулкий разрыв совпадал с огненным росчерком от падающих звезд. О том, что происходит в селе, стоящем на линии фронта, даже думать не хотелось.
Мы вернулись из Саханки всего несколько часов назад. Опять шел обстрел, и уцелевшие взрослые прятались в школе, в кабинете литературы, под защитой толстых кирпичных стен. В десятке метров от кабинета — подвал, глубокий, построенный по всем канонам советской гражданской обороны. Мины пока падали далеко от села. Мы готовились к тяжелому разговору на тему: почему и зачем нужно уезжать. Повторялась старая история, виденная нами на нескольких войнах. Пожилые, прожившие всю жизнь, из старческого эгоизма отказываются бежать. Дети бросить родителей не могут и остаются с ними — гибнут все, война не разбирает — кто уже прожил свою жизнь, а кто только начал жить. Но последних жителей Саханки уговаривать не пришлось, видно, совсем уже подступил край.
На следующий день, в восемь утра мы были возле маленького домика сельской почты. Стекол в нем уже не осталось, а два дня назад вроде еще блестели. Настя и Дима уже привыкли к нам за эти дни, тем более, свои обещания мы выполняем неукоснительно — в прошлый раз привезли «чупа-чупсы», в этот - «киндер-сюрпризы». Настя даже пытается с нами разговаривать, все теми же короткими, рваными фразами — последствия шока или контузии. Дима прижимает к груди картонную коробочку с мелкими дырками, в ней сидит попугай. А вот дворового пса сняли с цепи, выживать ему придется самостоятельно. Пес лежит в траве возле маленького табунчика сумок и пакетов. И можно представить о чем он думает: «Вот, сейчас люди возьмут вещи в руки, а я тут как тут, охраняю добро. И поймут что меня забыли, и без меня никак...». Не возьмут, к сожалению. Мы уже договорились с администрацией, беженцев поселят в гостинице-пансионате, некуда брать цепного пса.
Тем более, что людей собралось гораздо больше, чем мы с коллегами из «Лайфньюс» рассчитывали — наших «посадочных мест» на 10 человек явно не хватало. На помощь пришли бойцы подразделения Моторолы «Спарта». Они пообещали прислать «Урал». Пока ждем грузовик, местная жительница Алла Гавриловна ведет нас по улице к своему дому. Он был разбит в последнюю бомбежку.
- Мне 78 лет, первую войну я встречала в четыре года, пережила бомбежку. И вот сейчас - снова.
Проходим во двор. Массивную железную дверь в хату вмяло взрывной волной. Внутри осколками посечен шифоньер, выбиты окна, пробоины в потолке.
- А вот мой банный халат, в гараже висел, - разворачивает Алла Гавриловна рваную махровую тряпку.
По ней можно представить, как щедро разлетались осколки от украинских снарядов, не оставляя шансов ничему живому. Рядом с жилым домом — несколько завалившихся пристроек. Гаража больше нет.
- Это была летняя кухня, - показывает груду кирпича и бетона женщина. - Тут тройная стена была. Здесь шкафы с вещами стояли. Все разворотило. У меня тут мои учительские конспекты хранились, литература разная. Я же в школе математику и физику преподавала. Дочь как раз в школу побежала прятаться, а я в подвал свой. Выползала уже из него по битым шлакоблокам. А тут вот, за домом, чугунная ванна стояла. Вдребезги разнесло. Всего вокруг нас упало 12 снарядов.
- Что же вы с дочкой не поедете?
- Я не могу все это бросить. Это все, что у меня осталось, я здесь каждый комочек земли руками перебирала. Да и на нашей улице я одна осталась, буду за домами присматривать.
В «Спарте» отнеслись к нашей просьбе со всей душой, и со стороны это выглядело, как спецоперация. На тихую улочку Саханки ворвался «Урал» с пулеметчиком и автоматчиком на крыше кабины. Из кузова посыпались бойцы и через мгновение разбежались по ближайшим кварталам, заняв позиции. Откинули борт — из кузова на дорогу смотрел крупнокалиберный пулемет и автоматический гранатомет. Погрузка заняла минуту — людей на руках подняли в машину. Вперед, на выезд из села помчался джип — проверить дорогу, а мы двинулись следом. С нами в машине поехала бабушка Насти и Димы, мы обещали завезти ее за пенсией. Не выбраться было из села последнюю неделю.
- Почему так долго не уезжали? - задаем мучающий нас вопрос.
- Да не знали, куда, - говорит Настина бабушка. - Да и думали, что вот сейчас станет получше. Но становилось только хуже и хуже. Каждый божий день бомбят. Настя сегодня утром плачет: «Я боюсь. Боюсь». А еще не бомбили сегодня! Она только проснулась - и ей уже страшно! И полчаса не прошло, как вы приехали. Ей только прооперировали сердечко в Киеве, перегородку. У нее врожденный порок сердца.
Возле администрации командир остановил своих «спартанцев»:
- Давайте без десантирования, чинно.
До присутственного места шли все вместе — Настя крепко держала нас за указательные пальцы сухими, холодными ладошками. Какими-то совсем уж не детскими...